«Человек счастливый». Об А. И. Солженицыне

3 августа 2008 г. в Москве на 90-м году жизни скончался выдающийся русский писатель, историк, публицист и общественный деятель, лауреат Нобелевской премии Александр Исаевич Солженицын.

Во время Великой Отечественной войны А. И. Солженицын был арестован за критику в адрес советской власти и, в частности, Сталина, и провел около восьми лет в лагере.

Лауреат Нобелевской премии по литературе 1970 года. В феврале 1974 года Солженицын за издание во Франции первого тома своего романа «Архипелаг ГУЛАГ», в котором он описал советскую систему массовых репрессий и произвола сталинских времен, был арестован, обвинен в государственной измене и решением ЦК КПСС лишен советского гражданства.

С началом перестройки в СССР напечатали некоторые главы из романа «Архипелаг ГУЛАГ», а в августе 1990 года Солженицыну было возвращено советское гражданство. В 1994 году писатель вернулся в Россию, где продолжил заниматься литературным трудом, а также вести активную общественную деятельность, которая несколько ослабла лишь в последние годы жизни.

Как и желал покойный, его отпевание и похороны, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, прошли в Донском монастыре — месте упокоения многих достойных сынов Церкви и Отечества. Тело писателя предано земле рядом с алтарем храма в честь прп. Иоанна Лествичника вблизи могилы Василия Ключевского. Литию на кладбище совершил протоиерей Николай Чернышев ― духовник семьи Солженицыных, принимавший последнюю исповедь раба Божия Александра.

Человек счастливый

Александр Исаевич Солженицын — редкий в современной словесности пример писателя-трибуна, писателя-моралиста. Не смягчая выражений, не стараясь угодить власть имущим, он много раз вызывал на себя огонь критики справа и слева, но сохранил высокий моральный авторитет и звание живого классика современной русской литературы.

Представляем нашим читателям отрывок из вышедшей в 2008 году первой полной биографии А. И. Солженицына, созданной известной писательницей и историком литературы Л. И. Сараскиной на основе уникальных архивных документов, бесед с самим Солженицыным и членами его семьи.

Самые проницательные и художественно одаренные современники Солженицына, восхищаясь им как писателем, не скрывали своего потрясения от знакомства с Солженицыным-человеком. Первой, кажется, разглядела его особую природу Анна Ахматова. «Све-то-но-сец!.. Мы и забыли, что такие люди бывают… Поразительный человек… Огромный человек…» Еще не были написаны «Архипелаг», «Красное Колесо», не случилось второго ареста и изгнания, но Ахматова все угадала.

О том же писал и Твардовский. Поэтическим чутьем он проник в тайну немилосердной, необъятной зависти многих к Солженицыну: ему не прощают не только таланта и успеха, ему не прощают иной природы личности. «Он — мера. Я знаю писателей, которые отмечают его заслуги, достоинства, но признать его не могут, боятся. В свете Солженицына они принимают свои естественные масштабы».

«Я представляю его величиной формата Достоевского!!» — восхищался Солженицыным Михаил Бахтин, знавший толк в Достоевском. «Его вера — горами двигает… Рядом с ним невозможна никакая фальшь, никакая подделка, никакое “кокетство”», — признавался отец Александр Шмеман, опаленный «сплошным огнем» Солженицына на фоне «привычной болтовни о Христе». «Он несет в себе до предела наполненный и безостановочно кипящий, бурлящий, дымящий сосуд». (...)

Можно задаться вопросом: как бы повела себя Ахматова — проживи она дольше — в тех ситуациях, когда от Солженицына отворачивались его бывшие сторонники, гроздьями отпадали друзья? Неужели присоединилась бы к хору ненавистников и зачислила светоносца в разряд «черных крыл»? Представить это — невозможно. Не только потому, что мудрая, несравненная Анна Андреевна знала толк в людях и словами не разбрасывалась. Она никогда бы не сомкнулась с вандалами по присущему ей чувству красоты, по безошибочному ощущению Судьбы, которая сама знает, кому посылать хулы, а кому хвалы, кого прославлять в веках, а кого предавать забвению. Ахматова обязательно защитила бы человека Солженицына от лжецов, как защищали его — по долгу дружбы, по обязанности правды — великие люди жестокой эпохи: Маршак, Чуковский, Твардовский, Ростропович. Судьба заботилась, чтобы и в самые глухие времена перед ее избранником не все пути добра были закрыты, и вовремя посылала ему верных соратников, надежных сподвижников.

Как страстно бросилась защищать жильца Солженицына («Я — хозяйка дома, где жил Солженицын. Это обязывает. К правде») от хулы нежная, героическая Лидия Чуковская, унаследовавшая от отца благородную и восторженную любовь к А. И.: «Я никогда не видела человека, в такой степени умеющего сочетать полную независимость от чужого с полным уважением к чужому. Он покорял окружающих, но не угнетал их… Пока он беззвучно жил за моей тонкой стеной, я чувствовала себя и свой дом и свой образ жизни под защитой сверхмощного танка. Казалось, меня не от чего и не от кого спасать, но пока горел свет у него в окне, я знала: со мной ничего не случится. И каждому человеку желаю я встретить своих предполагаемых и ожидаемых убийц с таким величием и надменностью, с какой А. И. при мне встретил своих».

Слово «супермен», прозвучавшее в устах хулителя издевкой, Чуковская развернула в метафору жизненного подвига. Сверхмощь, сверхсила, сверхволя, сверхчесть. Взвалил на себя работу, которую должны были выполнить два-три поколения литераторов. И работу, которую должны были сделать коллективы академических историков. И работу, которую должны были провести крупные правозащитные организации, благотворительные фонды, целые институты… Однако все, что он делал, мог делать только он один. В этом — феномен и счастье его судьбы и творчества. (...)

«Дети Солженицына» — явление гораздо более широкое, чем то движение, которое возникло в Западной Европе после опубликования «Архипелага ГУЛАГа», когда левые интеллектуалы увидели изнанку коммунистической идеи и затрещали европейские компартии. Само сознание, что человек такого масштаба присутствует в городе и мире, многое меняет в генетической формуле современности. Жизнь Солженицына доказывает, что альтернативная история не пустая фантазия, что каждый момент бытия — поворотный. Солженицын вырвался из плена времени и стал его полноправным субъектом. Его взгляд обращен только вперед, особенно тогда, когда он пишет о прошлом.

На вопрос, что они будут рассказывать своим детям об их деде, сыновья Солженицына, Ермолай, Игнат и Степан согласно ответили (2007): «Наверное, самое главное — это тот несравнимый пример морального и физического мужества, которым он ослепил в свое время весь мир. Второе, это его полная отдача самого себя искусству — и как она проявлялась в его личной жизни. И, в-третьих, мы попробуем им передать те ценности, которые он, в свою очередь, постарался передать нам, в том числе убеждение в том, что судьбу человека лепят не обстоятельства, случайности или рок, а, в первую очередь, сам его характер». (...)

О характере Солженицына убедительнее всех, кажется, сказала Е. Ц. Чуковская, Люша: «Солженицын — счастливый человек! Единственный счастливый человек, которого я видела за свою жизнь. Во всех своих несчастьях он сумел укрепиться, устоять, найти себя, отыскать смысл в своей судьбе». Кроме трудолюбия, преодоления немыслимых препятствий, быстроты принимаемых решений, ответственного, сконцентрированного поведения, железного упорства, могучей воли — всего того, что составляет характер, он, несомненно, был счастлив в людях, спутниках своей судьбы.

Добровольные помощники вкладывались в его работу всей своей жизнью, своим прошлым, историями своих близких. Архивисты, библиотекари, знакомые, бравшие книги для А. И. на свой абонемент, переводчики, машинистки, хранители и перепрятыватели рукописей, фотографы, переплетчики Самиздата, копировщики магнитных лент, связные, распространители, почтальоны-разносчики его писем и заявлений, курьеры, перевозчики капсул с пленками — все они ведь где-то трудились, служили, учились. А еще рассказчики историй, помощники по сбору материала, первослушатели, первокритики, перворедакторы, советчики, оспорщики. А еще прилежные и вдумчивые читатели рукописей; интересные, живые собеседники; умные, искренние, обстоятельные; с талантом сочувствия и понимания. Они все были готовы не просто к помощи, всегда бескорыстной, непрерывной, опасной, но к служению. Работа с А. И. и для А. И. была необходима прежде всего им самим; это был кислород настоящего, прорыв из будничности к истории, в область сверхцелей и сверхзадач. С ним его помощники смогли пережить мгновения мощного духовного напряжения; окунуться в бытие столь высокого накала, какого не давала и не могла дать повседневность. Люди Солженицына, соприкасаясь с ним работой и судьбой, приобретали внутреннюю устойчивость и говорили о сделанном общем деле как о полосе счастья, высшей точке жизни. (...)