Михаил Скабалланович. Толковый Типикон. Продолжение 2.

Начало в № 129 - № 130

Пасха во II – V веках

Во II в. несомненно уже чтится особенным образом годовой день смерти и Воскресения Христова, т. е. праздник Пасхи. <…> Драгоценнейший в этом отношении отрывок из письма св. Иринея, еп. Лионского, к римскому еп. Виктору, сохраненный Евсевием, проливает свет на первоначальный характер праздника Пасхи. Послание написано по поводу споров о времени празднования Пасхи. <…> Споры касались того, праздновать ли Пасху с иудейской в 14-15 день первого весеннего лунного месяца, или в первое за этим днем воскресение. <…>

Раньше на Пасху смотрели как на пост в честь смерти Спасителя, умершего именно в день еврейской Пасхи, теперь хотели соединить с нею и радостное воспоминание о воскресении Христовом, не мирившееся с постом и более приличное не одному какому-либо дню недели, на который приходилась бы еврейская Пасха, а воскресному дню. <…> По-видимому, спор продолжался до Никейского собора, принявшего римскую практику как повсеместную. Антиохийский собор (333 г.) отлучает от Церкви «совершающих Пасху вместе с иудеями». Обычай же поститься на Пасху обличает еще и св. Златоуст («Слово на пост в Пасху»). <…>

Пасха в III в. продолжала оставаться тем скорбно-радостным постом в честь страданий Христовых, каким она, по свидетельству св. Иринея, была во II в.; но разрешение этого поста в ночь после субботы обставляется теперь особенною торжественностью и дает таким образом начало Пасхе с ее нынешним характером, хотя она еще не вполне обособляется от предшествующего поста. <…>

Из канонических памятников III в. короче других говорят о Пасхе Каноны Ипполита и Египетские. <…> Для обоих памятников Пасха — пост в честь страданий Христовых, но для первого в понятие ее входит уже и торжественное разрешение от поста в ночь воскресения.

Другой, и, по-видимому, более сложный фазис в развитии пасхального ритуала, представляет Сирская Дидаскалия. Замечательна трогательность и одушевление, с которыми она говорит о Пасхе и которых нет в Канонах Ипполита и Египетских. Интересна также та переработка, которой подверглись предписания Дидаскалии относительно Пасхи в Апостольских Постановлениях.

<…> До сих пор христиане, по-видимому, всегда праздновали Пасху одновременно или вслед за еврейской; теперь они не доверяют еврейскому исчислению Пасхи и устанавливают свою Пасхалию, вследствие чего Пасха христианская иногда по времени значительно отстоит от еврейской. Это вызывает нужду в предварительном определении времени Пасхи, чем занимаются в III в. св. Ипполит, еп. Римской пристани, и Дионисий, еп. Александрийский. В IV в. вопрос этот окончательно разрешается Церковью — в постановлении праздновать Пасху в первое воскресенье после полнолуния, приходящегося 21 марта или позже. Апостольские Постановления, по-видимому, знают уже такое постановление.

Затем характерен взгляд этих канонических памятников на Пасху, как на умилостивительный за иудеев пост, подле чего самое воспоминание страданий Христовых как бы отступает на второй план.

Подле этого последнего воспоминания уже выступает (что стало заметно у Тертуллиана) в качестве момента в понятии праздника и воспоминание Воскресения Христова. Но этот момент не получает в этих памятниках еще равноправного значения с грустным элементом праздника. Пасхальное бдение по памятникам представляется посвященным страданиям и смерти Христовой, и только окончание оно получает радостное — в честь Воскресения Христова. Нынешний церковный устав с поразительной верностью воспроизводит дух этой практики, когда пасхальное бдение составляет из страстной (канон Великой Субботы) и воскресной (пасхальная заутреня) служб; эти две половины пасхального бдения и в нынешнем уставе рассматриваются как совершенно равноправные; это видно из того, что а) они одинаковой продолжительности; б) при совпадении Благовещения с Пасхой, канон Благовещения поется не только на пасхальной заутрене, но и с каноном Великой Субботы.

Рассмотренные канонические памятники III в. почти сходятся в определении часа, в который прекращается пасхальный пост. По Канонам Ипполита это делается на заре, по Дидаскалии — в третьем часу ночи, по Апостольским Постановлениям — при пении петухов. Но Дионисий Александрийский замечает, что в его время не было однообразия в этом отношении. «Тех которые спешат и встают ранее полуночи, мы укоряем, как презрителей и невоздержных; тех же, которые откладывают и мужественно воздерживаются до самой четвертой стражи, мы принимаем как благородных и терпеливых в трудах; к тем же, которые разрешаются (от поста) между этими сроками, на сколько в них есть произволение или сила, к тем мы не относимся сурово» (Послание к Василиду, гл.1).

На той же ступени развития представляет Пасху и «Завещание Господа нашего Иисуса Христа»¹, предписания которого о Пасхе значительно пополняют даваемые рассмотренными памятниками сведения о ней от III в. Если из последних мы знакомимся только с общим характером и духом праздника в ту эпоху, то «Завещание» дает и обстоятельный ритуал его. <…>

Настолько позволяют судить эти несистематические и часто переходящие на другие предметы предписания, праздник Пасхи по «Завещанию» имел такой порядок. Начиналось грустно-радостное торжество с Великого Четверга, когда совершалась, с особою торжественностью и особыми обрядами (важнейшие из которых — возжение светильника и пение аллилуиа) Евхаристия. <…> С этого же, по-видимому, дня оставлялись в виду Пасхи и на всю Пятидесятницу коленопреклонения (как и ныне оставляются с вечера среды). Пятницу и субботу проводили в самом строгом посте и непрестанных дневных и ночных службах, совершавшихся, отмечает памятник, с особым благолепием, причем были особенно длинные чтения (паремии), но они перемежались таким же количеством песней (ср. нынешний образ чтения паремий в Великую Субботу). В субботу после торжественного заклинания крестились оглашенные. Особенною продолжительностью отличалось бдение в ночь после субботы. На этом бдении или вслед за ним совершалась пасхальная Евхаристия, которая в виду того, что к ней готовились двухдневным постом, и в виду того, что за ней приобщались впервые новокрещенные, получала исключительное значение: она обязательно вкушалась до принятия другой какой-либо пищи и преподавалась решительно «всему телу Церкви», почему Дары рассылались и отсутствующим, больным. <…>

В отношении Пасхи эпоха (IV-Vвв. — ред.) прежде всего ознаменовалась почти окончательным решением вопроса о времени празднования ее. До какой остроты дошли в IV в. споры об этом, видно из того, что, по признанию современников, они волновали Церковь не менее тогдашнего великого христологического вопроса. <…> Никейский Вселенский Собор, по свидетельству Созомена, и созван был столько же для решения этого литургического спора, сколько из-за арианской ереси (Созомен, Церковная история. I, 18). В послании к Александрийской церкви Никейский Собор после речи об Арии и мелитианском расколе пишет: «извещаем вас, что вашими молитвами решено дело и о согласном праздновании Пасхи, так что все восточные братия, прежде праздновавшие Пасху вместе с иудеями, отныне будут праздновать ее согласно с римлянами, с нами и со всеми, которые издревле хранят ее по-нашему». Император же Константин об этом постановлении Собора отправил особое послание Церквам, в котором говорит, что на Соборе «признано за благо всем и везде праздновать Пасху в один и тот же день» не вместе с иудеями <…>, чтобы не было разногласия касательно такого «праздника веры», относительно времени которого тогда уже царило согласие между Римом, Италией, Африкой, Египтом, Испанией, Галлией, Британией, Ливией и целой Грецией. Как определяли день Пасхи упомянутые страны, не указывает ни Собор в своем послании, ни император. По этому пункту проливают некоторый свет следующие известия. Правило святых апостолов: «аще кто епископ или пресвитер или диакон святой день Пасхи прежде весеннего равноденствия с иудеями празновати будет, да будет извержен священного чина» (Прав. апост., 7), и требование Апостольских Постановлений: «с точностью наблюдайте возвращение весеннего равноденствия, бывающее в 22 день месяца дистроса (марта), замечая до 21 луны, чтобы 14-й день луны не пал на другую какую седмицу (т. е. чтобы 14 нисана не пришлось ранее весеннего равноденствия, бывающего 22 дистроса) и чтобы не отпраздновать Воскресение Господне в другой день кроме дня Господня» (Апостольские Постановления, V, 18). Разница повсеместной практики в праздновании Пасхи от местной, с которой борется Никейский Собор, следовательно, была в том, что вторая не сообразовала лунного года с солнечным, благодаря чему Пасха могла оказываться ранее весеннего равноденствия и не в воскресенье. Собор, должно быть, и потребовал празднования Пасхи в первое воскресенье после этого равноденствия. <…>

Взгляд на праздник Пасхи у писателей этой эпохи выше, чем в III в. Григорий Богослов называет ее «царицей дней, праздником праздников и торжеством торжеств, превосходящим, как солнце звезды, не только все человеческие и земные праздники, но и праздники в честь Христа», Иоанн Златоуст — «вожделенным и спасительным праздником» (Григорий Богослов. Сл. 19 на погр. отца. Сл. 42 на Пасху. Златоуст. Бесед.85, на Пасху). У императоров был обычай, которому положил начало Валентиниан I в 367 г., освобождать в день Пасхи (особым эдиктом, называвшимся indulgentia paschalis) заключенных в тюрьме, кроме тяжких преступников и рецидивистов. <…>

Пасхальная седмица

Впервые теперь празднование Пасхи удлинилось с одного дня до целой седмицы в соответствие неделе страстей Господних. Св. Иоанн Златоуст проповедовал ежедневно на этой седмице: «в течение 7 дней последовательно мы составляем собрания и предлагаем вам духовную трапезу» (Златоуст. Бесед. о воскрес. Христ., 34). «Во всю великую седмицу и в следующую за нею да не работают рабы, потому что та есть седмица страдания, а эта воскресения, и нужно поучаться» (Апостольские Постановления, VIII, 33). Император Феодосий Великий запретил в течение всей Пасхальной седмицы судопроизводства, а Феодосий Младший — театральные и цирковые представления.

¹ «Завещание Господа нашего Иисуса Христа», открытое в сирской рукописи римско-католическим патриархом Антиохии Рамани и изданное им с латинским переводом в 1899 г.