Письма Царской Семьи из заточения

«Письма Царской Семьи из заточения» — новое издание книги, вышедшей в первый раз в 1974 г. в издательстве Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (США). Настоящее издание включает еще 79 писем, публикуемых впервые. «В совокупности же книга представляет собой сборник ценнейших материалов последних шестнадцати месяцев земного пути Царской Семьи» (О.Г. Гончаренко — научный редактор книги, доктор исторических наук). Е.Е. Алферьев — профессор Свято-Троицкой духовной семинарии, автор-составитель первого издания «Писем Царской Семьи из заточения». Публикуем отрывки из глав «Февральская смута» и «Ссылка в Сибирь».

<…>Начало февральской смуты совпало с заболеванием Августейших Детей корью. Первым заболел Наследник Цесаревич Алексей Николаевич <…> Почти одновременно, в четверг, заболела Великая Княжна Ольга Николаевна, на следующий день — Великая Княжна Татьяна Николаевна, а через несколько дней, в самый разгар беспорядков в Петрограде, заразилась Великая Княжна Анастасия Николаевна. Это не было обычное — более или менее легкое заболевание. Болезнь протекала у Них весьма бурно, при температуре выше 40. В эти тревожные дни только Великая Княжна Мария Николаевна служила опорой Матери и помогала ухаживать за больными. Она заболела последней. Положение Наследника было очень серьезным из-за Его хрупкого здоровья. У Великой Княжны Ольги Николаевны держалась очень высокая температура. У обеих младших Великих Княжон корь осложнилась опасной формой воспаления легких. К счастью, к этому времени Великая Княжна Татьяна Николаевна встала первой на путь выздоровления.

Болезнь Августейших Детей, конечно, не могла не отразиться на происходивших событиях. Государыня, всецело отдавшая Себя уходу за больными, полностью вышла из строя. Что же касается Государя Императора, то беспокойство о здоровье Детей и страх перед опасностью, угрожавшей Семье со стороны мятежников, ложились на Него тяжким бременем именно в тот момент, когда от Него требовалось наивысшее напряжение сил для принятия самых ответственных решений. Утратив способность передвижения из-за болезни детей, Августейшая Семья оказалась прикованной к бунтующей столице. Если бы Ее Величеству и Августейшим Детям удалось вовремя покинуть Царское Село и выехать навстречу Государю, если бы в эти судьбоносные дни царская Семья не была разлучена, ход истории мог бы принять иное направление.

О событиях, происходивших в Петрограде, Государыню осведомлял министр внутренних дел Протопопов. Общий тон его докладов был успокоительным и совершенно не соответствовал действительности. Он преуменьшал серьезность положения, но когда опасность стала очевидной, он растерялся и оказался неспособным принять необходимые решительные меры.

Вечером 28 февраля взбунтовался царскосельский гарнизон. Толпа мятежников направилась к Александровскому Дворцу, который охранялся надежными частями. Угроза приблизилась вплотную. Защитники Дворца заняли боевую позицию. Столкновение казалось неизбежным. Тогда Государыня, опираясь на руку Великой Княжны Марии Николаевны, вышла из Дворца, чтобы предотвратить кровопролитие. <…> Она стала обходить верные войска и обратилась к солдатам с призывом сохранять спокойствие и не открывать огонь первыми. Появление Императрицы внесло успокоение. Убедившись в готовности дворцового гарнизона исполнить свой долг, мятежники не решились на него напасть. Обе стороны вступили между собой в переговоры. Возбуждение улеглось, и решено было установить нейтральную зону.

1 марта, когда Государь находился в пути, и два следующих дня, когда Он был задержан в Пскове, будучи отрезанным от внешнего мира, были самыми мучительными для Императрицы. Тем не менее, не только в первые дни смуты, но и после отречения, Она продолжала сохранять мужество и наружное спокойствие. Она всегда тяжело переносила разлуку. За время пребывания Государя в Ставке в течение полутора лет Она написала Ему несколько сот писем. Но на этот раз грозное стечение обстоятельств — болезнь детей, бунт в Петрограде и, наконец, непосредственная угроза Александровскому Дворцу — требовало от Государыни крайнего напряжения, вынужденное бездействие и полная беспомощность еще более ухудшали Ее тяжелое душевное состояние. Страдания Государыни в эти дни смертельной тревоги — говорит П. Жильяр — превосходили всякое воображение. Она дошла до крайнего предела человеческих сил, и из этого последнего испытания Она вынесла то изумительно светлое спокойствие, которое потом поддерживало Ее и всю Ее Семью до последней минуты Их земной жизни.

Известие об отречении Государя достигло Александровского Дворца во второй половине дня 3 марта. Сначала оно было принято как ложный слух. Государыня вызвала к Себе Великого Князя Павла Александровича, и только после разговора с Ним, узнав некоторые подробности, Она склонилась, наконец, перед очевидностью. <…> Вскоре стало известным, что 3 марта Великий Князь Михаил Александрович отказался вступить на Престол впредь то того, как Учредительное Собрание, созванное путем всеобщего голосования, установит "образ правления и новые основные законы Государства Российского". Великий Князь был так же жестоко обманут, как и Его Державный Брат. Подписывая этот незаконный и юридически безграмотный акт, составленный бесчестными людьми, Великий Князь, не отдавая Себе в этом отчета, превысил Свои права, отменив основные законы, и фактически упразднил монархический строй. Вместе с этим, не отрекаясь формально от Престола и лишь условно отказываясь "воспринять верховную власть", Он прервал цепь престолонаследия и тем самым парализовал всякую возможность реставрации. <…>

Арест Государыни был совершен в тот же день, что и арест Государя Императора — в среду 8/21 марта. Он был приведен в исполнение уже приезжавшим в воскресенье вместе с Гучковым генералом Корниловым. На этот раз он явился в 10 ч. утра с пятью офицерами и новым комендантом Царского Села. Государыня, одетая в платье сестры милосердия, приняла их наверху, в детских комнатах. Подавленный величественным спокойствием Императрицы, Корнилов, смущенный и растерянный, начал в сбивчивых словах объяснять причину своего приезда, но Государыня, прервав его, сказала: "Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?" Тот смешался еще более и, наконец, произнес: "Так точно". Всем находившимся во Дворце придворным чинам и служащим было объявлено, что все те, кто не желает подвергаться тюремному режиму, должны покинуть Дворец до четырех часов. Затем по приказу Корнилова было вынесено из Дворца знамя Сводного Гвардейского полка и верные части, несшие охрану Дворца, были заменены разнузданной солдатней. Начальником караула был назначен полковник Кобылинский.

До этого дня Августейшие дети ничего не знали о происшедшем перевороте, но продолжать скрывать от Них жестокую правду было невозможно. Великих Княжон Государыня осведомила Сама, поручив Пьеру Жильяру объяснить положение его Августейшему воспитаннику Наследнику Цесаревичу. Выслушав известие об отречении Государя, Наследник сильно покраснел и взволновался, но не сказал ни одного слова о Себе, не сделал ни единого намека на Свои права как Наследника. "Еще раз я убедился в скромности этого мальчика, которая не имела равной себе, также, как и Его доброта", пишет П. Жильяр, вспоминая эти трагические минуты.

На следующий день, 9/22 марта, прибыл Государь. На Царскосельском вокзале четыре революционных депутата Думы, конвоировавшие Его в пути, передали свои полномочия полковнику Кобылинскому. Государь проследовал в Александровский дворец. Из многочисленных приближенных, приехавших в том же поезде, только один гофмаршал кн. В. А. Долгоруков пожелал сопровождать Его Величество. Остальные разбежались в разные стороны, проникнутые чувством страха. Так начался Царскосельский период заточения Царской Семьи. <…>

_***

В первой половине июля 1917 г. на секретном заседании Временного Правительства, состоявшемся под председательством кн. Львова, было постановлено отправить Царскую Семью в Сибирь. Осуществление этого решения было поручено Керенскому, который выполнил эту задачу тайно и в полном согласии с крайними элементами Совета рабочих и солдатских депутатов. Необходимость отъезда официально мотивировалась соображениями безопасности и собственными интересами Царственных Узников, на самом же деле Временное Правительство действовало под давлением совдепа, и ссылка в далекую Сибирь вместо Юга, куда Государь Император тщетно просил Керенского перевезти Его Семью, была вызвана опасениями, что Царской Семье удастся вырваться из рук революционной власти. Несколько месяцев спустя после октябрьского переворота большевики отправили в то же направлении еще шесть Членов Императорской Фамилии. И действительно, эта отдаленная часть страны оказалась надежной тюрьмой. Никто из сосланных туда Августейших Особ не спасся: все Они были злодейски умерщвлены почти одновременно с Царской Семьей.

Новым местом заточения, которое тщательно скрывалось до самого отъезда, был назначен, по выбору Керенского, небольшой губернский город Тобольск, расположенный на правом берегу р. Иртыша, близ впадения в него Тобола <…>.

_***

От Государыни Императрицы Александры Феодоровны М. М. Сыробоярской¹.

(Тобольск) 8-го января (1918 г.)

В такое страшное, мучительное время думаешь, что все церкви были бы переполнены в П(етрограде), но нет, почти совершенно пусты. Что же это такое? Как же не прибегнуть к Тому, от Которого все зависит? Если к нему не обращаться, — кто же спасет? Как чудны эти молитвы 6-го января (Крещение Господне).

Так молилась, чтобы Господь дал разум, премудрость и страх Божий всем людям, чтобы Дух Господень нашел бы на всех. Боже, как все Христа распинают. Как Он ежечасно страдает из-за грехов мира... За нас Он умер, страдал и так мы ему отплатили!... Больно на душе, вглубь смотреть, читать все в душах безумных слепцов... И Та, за всех страдающих, видит этот ад, рыдания своих детей, приносит Сыну Своему все слезы и моления тех, которые еще не забыли прибегнуть к Ней за помощью, участием и предстательством. Ее, которая Его для нас грешных родила, жестоко мы, люди, заставляем страдать, но Она обещала всегда молиться за всех к Ней прибегающих с мольбой. Спасибо моей милой Знаменской, что хотела мне перчатки связать, но посылка наверно не дошла бы. Надеюсь, что она шаль носит, Она (т. е. Государыня) для того ее сделала, а не чтобы спрятать.

Между прочим, наших женщин (М.Ф. Занотти, А.П. Романова и А.Я. Уткина) все не желают пропускать к нам. 5 недель они уже здесь, а другой (бар. С. К. Буксгевден), которая позволение имеет еще из Петрограда, тоже солдаты запретили войти к нам. Конечно, это другие усердствуют и заставили солдат так говорить. Мне их жаль бедняжек, из любви приехали и так с ними обращаются. И очень дорого там жить. Родная моя, как у вас там на квартире? не холодно ли? Вы, конечно, не скажете, но берегите себя для тех, которые Вас нежно любят².

Говорят, что больше «семью» не пустят в церковь, кроме, как на двунадесятые праздники, и, может быть, в посту³. Разве это не мило? — Душки такие. Не понимают они, что обедню нельзя иметь без походной церкви в доме⁴. Обедница это совсем не то, не та благодать, как в литургии, отнять эту радость и утешение жестоко, отняли и выдумали глупейшую причину — каждый разное говорит: что будто бы солдаты не желают так рано вставать (а мы должны это из-за публики), но это им придется только каждому раз в три недели вставать от 8 до 9-ти; другие — будто бы плохие люди здесь, не хорошие (к чему тогда наша охрана с винтовками?), третьи — что публика хочет ближе смотреть и обижается, когда солдаты их отгоняют.

Только предлоги, чтобы показать, что они хозяева и могут командовать, как это низко. Но пускай, не буду роптать, помню, что Господь везде слышит наши молитвы.

Сестра.

1. Мария Мартиановна Сыробоярская — мать А.В. Сыробоярского, находившегося на излечении в Царскосельском лазарете, где он познакомился с Императрицей (впоследствии адресата Государыни).

2. А в это время, по воспоминаниям П. Жильяра, в доме, где жила Царская Семья, в комнате Великих Княжон «настоящий ледник».

3. После литургии в первый день Рождества Христова диакон Евдокимов, по согласованию со священником Алексеем Васильевым, провозгласил за молебном многолетие Царской Семье по старой формуле. Эта неосторожность вызвала бурю в солдатской среде. Они потребовали удаления священника под угрозой его смерти, и епископ Гермоген был вынужден сослать его временно в близлежащий Абалацкий монастырь. Но и этого было мало: злоба их пала на Царственных Узников. Они постановили запретить Царской Семье посещать церковь: пусть молятся дома, в присутствии и под наблюдением солдат. С трудом полковнику Кобылинскому удалось добиться разрешения, чтобы Семья посещала церковь в двунадесятые праздники.

4. Вот почему Государь Император всегда просил совершать на дому обедницу, а не обедню.