Священномученик Тихон и исповедница Хиония Архангельские

Память – 17 октября

Священномученик Тихон родился 30 мая 1875 года в селе Больше-Попово Воронежской губернии в семье священника Иоанна Архангельского. Родители умерли рано, и младших детей — Тихона и его сестру — воспитывали их двоюродная сестра и ее муж. В свое время они отдали Тихона учиться в Духовную семинарию, по окончании учебы он женился на благочестивой девице Хионии. Хиония родилась 8 апреля 1883 года в селе Новый Копыл Воронежской губернии в семье священника Иоанна Дмитриева. Впоследствии у отца Тихона и Хионии Ивановны родилось восемнадцать детей, из них выжили девять: шесть дочерей и трое сыновей, остальные умерли во младенчестве. Вскоре после венчания Тихон Иванович был рукоположен в сан священника ко храму в селе Троекурово Воронежской епархии, неподалеку от города Лебедянь, на берегу реки Красивая Меча. Священнику выделили землю, и большая семья жила тем, что они получали от занятий сельским хозяйством. Хиония Ивановна была женщиной глубоко религиозной и благочестивой и научила детей молиться и при всех трудностях обращаться к Богу. Во все большие и малые церковные праздники дети вместе с нею шли в церковь. В посты откладывалось чтение светских книг и читался лишь Закон Божий. Прочитанное дети рассказывали отцу или матери. Поскольку времени, свободного от работы, было немного, то рассказывали за работой — в огороде или в поле, за вязанием чулок или варежек.

Отец Тихон был добросовестным и ревностным пастырем, он много молился и часто служил. Приветливый и отзывчивый на людское горе, он всегда мог утешить пришедшего к нему с бедой человека. За безупречное и ревностное служение священник был возведен в сан протоиерея.

В 1928 году власти закрыли храм в селе Троекурово и решили записать священника в кулаки, чтобы затем раскулачить и отобрать все имущество. Но в сельсовете многие относились к отцу Тихону с большим уважением, и один из служащих сельсовета пришел к нему домой и сообщил, что задумали относительно священника власти. Отец Тихон с матушкой и детьми собрали самые необходимые вещи и уехали в город, где снимали угол на квартире, а затем маленькую комнату. Епископ Липецкий Уар (Шмарин) направил отца Тихона служить на приход, расположенный в трех километрах от Лебедяни; через год власти закрыли и этот храм. После этого отец Тихон служил, по благословению епископа Уара, в селах Ильинском и Патриаршем, пока и в этих селах храмы не были закрыты, затем в селе Куймань. Это было большое село, населенное преимущественно благочестивыми и глубоко верующими крестьянами, так что храм во время служб всегда был полон молящихся. Здесь отец Тихон прослужил до ареста. 9 августа 1937 года около дома остановилась машина, из нее вышли люди в форме и направились к дому. Войдя, один из них сразу подошел к отцу Тихону и спросил:

— Оружие есть?

— Есть! — ответил священник. — Крест и молитва!

Сотрудники НКВД разбрелись по дому и стали переворачивать вещи. Один из них забрался за печь, вынул из своей кобуры пистолет и затем, выйдя из-за печи, показал его приехавшим вместе с ним военным и сказал:

— Вот его оружие!

Отца Тихона увели в легком летнем подряснике, не дав одеться и собраться. После ареста священника увезли в село Трубетчино, где были сооружены временные тюремные бараки и куда со всего района свозили арестованных, затем, после короткого следствия, перевели в тюрьму в городе Липецке. Во время допросов следователь спрашивал, состоял ли священник в контр-
революционной организации, которую возглавлял епархиальный архиерей, и получал ли он от него задания по ведению контрреволюционной деятельности, на что отец Тихон отвечал категорическим отказом и несогласием.

4 октября 1937 года Тройка НКВД приговорила отца Тихона к расстрелу. Приговоренных к расстрелу казнили за окраиной города Липецка. Перед расстрелом сотрудник НКВД спросил отца Тихона:

— Не отречешься?

— Нет, не отрекусь! — ответил священник.

Протоиерей Тихон Архангельский был расстрелян 17 октября 1937 года и погребен в общей, ныне безвестной, могиле.

Хиония Ивановна не оставляла попыток узнать об участи мужа и не раз ходила к местным властям, требуя от них ответа. Они отмалчивались, а она, как человек решительный и прямой, сделала им за это выговор. Один из представителей властей однажды пригрозил:

— Смотрите! Вы слишком много болтаете! Мы и вас заберем!

— Вот и хорошо! — ответила Хиония Ивановна. — Заберите меня, пожалуйста, я там, может быть, с отцом Тихоном увижусь!

Вскоре после этого разговора Хиония Ивановна уехала в Москву к жившим там сестрам — посоветоваться, как жить и что делать дальше, и как продолжать хлопоты об отце Тихоне. В ее отсутствие в дом пришли представители сельсовета и стали демонстративно обыскивать дом в поисках хозяйки. Вскоре после этого приехала Хиония Ивановна, и ей рассказали об обыске.

Она оделась; приготовившись к аресту, собрала необходимые вещи, и они вместе с дочерью Еленой пошли в сельсовет. Это был вечер 12 декабря 1937 года. Хиония Ивановна поздоровалась, назвала себя, а затем, напомнив, что они уже приходили за ней, спросила:

— В чем дело? Зачем я вам нужна?

— Оставайтесь. Вы тут останетесь, — сказали они ей.

Из тюрьмы Хиония Ивановна написала письмо детям, которое смогла писать лишь урывками в течение нескольких дней, начав его до официальных допросов и окончив после того, как следствие было завершено. «Дорогие мои дети, вот три дня я в клетке, а думаю — вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы несудима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить.

Дорогие мои, возьмите себе на память о мне хоть по маленькой вещичке из бедного моего имущества… Не судите меня, но, прошу, простите и молитесь…».

31 декабря 1937 года Тройка НКВД приговорила Хионию Ивановну к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Заключение она была отправлена отбывать в тюрьму в городе Шацке Рязанской области. 20 мая 1938 года тюремные врачи составили акт о состоянии ее здоровья и предложили освободить ее в соответствии с законом, так как обследование показало, что она не может обходиться без посторонней помощи. Однако уполномоченный НКВД потребовал не рассматривать вопрос о ее досрочном освобождении ввиду ее резких по отношению к советской власти высказываний.

Хиония Ивановна была освобождена в конце 1944 года после того, как стал очевиден смертельный исход болезни, поселилась возле села Тютчево в деревне Кривушке, где ее дочь Ирина купила за две пары галош небольшую избушку. Хиония Ивановна почти не вставала с кровати, но, несмотря на это, взялась подрабатывать шитьем. Давали ей за работу продукты, часть из них она отдавала дочерям, а часть оставляла на свои поминки, — и молилась, и заготавливала все на свою смерть, чтобы по возможности никого не обременить. Последние недели перед смертью она вследствие болезни уже не принимала никакой пищи. Скончалась Хиония Ивановна в декабре. Похоронили ее на местном кладбище 22 декабря 1945 года.

Из книги игумена Дамаскина «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия»