«И все-таки я верю!»

На день Святой Пасхи Христовой выпали сороковины режиссера Марлена Хуциева. 20 марта его отпели в храме Великомученика Георгия Победоносца в Грузинах.

Хуциев — это «Весна на Заречной улице», «Два Федора», «Мне двадцать лет», «Был месяц май». Думаю, каждый видел хотя бы один из этих замечательных фильмов. Марлен Мартынович был человеком хрупкого сложения, носил очки с толстыми линзами, голос имел тихий. Вся повадка его была прямо-таки вызывающе интеллигентской. Но за видимой слабостью скрывалась колоссальная внутренняя сила.

Хуциев родился в 1925 году в Тифлисе, в семье крупного партработника и актрисы дворянского происхождения. Отец назвал мальчика в честь двух своих революционных кумиров. Мать крестила — скорее всего, втайне от мужа — с именем Давид. В кинематографическом мире его называли просто: Марлен. Имя это стало синонимом мощного режиссерского таланта и творческой свободы, которую позволить себе осмеливается далеко не каждый.

Его дебютный фильм «Весна на Заречной улице» (1956, в соавторстве с Феликсом Миронером) был полон радости и доверия к жизни. Влюбленность рабочего-сталевара в учительницу вечерней школы вырастала в настоящее сильное чувство. Он становился более умным и душевно чутким, она увидела за его внешней простоватостью трудового и достойного уважения человека. Обычный по тому времени сюжет был рассказан не совсем обычно. Постепенное сближение двоих развивается по мере смены времен года: от холодной зимы к робкой оттепели, от первой весенней грозы — к теплому, распахнувшему окна июньскому ветру, который обещал счастье.

В фильме «Два Федора» (1958) Хуциев открыл незаурядный актерский талант Василия Шукшина. Тот сыграл солдата, вернувшегося с фронта и усыновившего мальчика-сироту. Простая, несколько прямолинейная картина тем не менее до сих пор берет за душу своей обезоруживающей, настойчивой добротой.

«Застава Ильича» — безусловный шедевр Хуциева, но с трудной судьбой: измученная поправками, обруганная с кремлевской трибуны Хрущевым, она вышла в урезанном виде под названием «Мне двадцать лет» (1964). В самом деле, что не давало покоя вполне благополучному герою фильма? Вернулся из армии в свой родной двор, радостно встречен друзьями, жизнь распахнута перед ним, он любит и любим. Москва — осенняя, зимняя, весенняя, снятая широко и любовно, — развернула для него свои уютные улочки и просторные площади. Молодые поэты: Вознесенский, Ахмадулина, Евтушенко — читают стихи в Политехническом музее. Молодежь с песнями идет в первомайской демонстрации. Герой в самой гуще этой счастливой жизни. А его упорно мучает вопрос: как жить? Нет, не зря «Заставу Ильича» держали и не пускали. Ведь она была буквально пронизана неустанным и тревожным поиском смысла жизни. Ответа на вопрос «как жить» не давал даже погибший на войне отец. Он являлся герою в самый смутный предрассветный час и говорил: «Тебе двадцать три, а мне двадцать один. Ты старше меня — думай сам». То, что герой-фронтовик не развеял сомнений сына твердым отцовским наказом, особенно разъярило Хрущева. Крамольный фильм Хуциева разверзал перед партийными идеологами бездну, в которую было страшно заглянуть. На месте, казалось бы, навсегда изгнанной ими Истины зияла пустота.

Пустоту жизни констатировал и совсем грустный «Июльский дождь» (1968). Он оканчивался длинным документально снятым эпизодом встречи ветеранов в День Победы в сквере у Большого театра. Сюда приходила отчаявшаяся героиня в надежде найти духовную опору у людей, за которыми была правота победителей, спасших мир. Спасших — очень значимое слово, и вектор поиска у автора верный. Но идет он наощупь, в темноте.

Ночной темнотой оканчивается удивительно светлый «Был месяц май» (1970). Сначала не спеша разворачивался упоительно спокойный, длинный день. Война окончена, и чувством абсолютной и правой победы наполнена каждая минута майского дня. Актеры словно и не играют — живут, и блаженный покой окутывает их. А ночью они случайно оказываются в странном месте, оказавшемся недавно покинутым лагерем смерти. Фильм о Победе оканчивался на тревожной ноте: возможно ли окончательно победить зло?

И неким заклинанием звучало название документальной ленты о XX веке: «И все-таки я верю» (1974).

После трехчасовой, сложной по структуре картины «Бесконечность» (1991) многим показалось, что Хуциев высказался до конца. Прошелся по истории от Первой мировой до современности, не без иронии процитировал собственные фильмы. А потом с головой ушел в преподавательскую работу во ВГИКе. Но в восемьдесят лет режиссер взялся за постановку фильма «Невечерняя» — о двух встречах Толстого и Чехова. Работа над ним длилась более десяти лет с удивительным перфекционизмом. Даже в рабочем, незавершенном виде картина поражала. Это не актеры Владислав Ветров и Михаил Пахоменко, а живые Чехов и Толстой беседуют в Крыму, на веранде большого дома над садом. А начиналось их знакомство в московской больнице, куда Толстой неожиданно нагрянул к заболевшему Чехову. Об этой встрече есть лишь одно свидетельство — телеграмма Антона Павловича сестре: «Был Толстой, говорили о бессмертии». В фильме это развернуто в напряженный спор о бытии Божием и бессмертии человеческой души. Именно это и стало итогом жизни и творчества Марлена-Давида Хуциева: мучительный и настойчивый прорыв к вере.

Валерия Горелова