Покаяние

С прославлением Царственных мучеников на Архиерейском Соборе 20 августа 2000 года не утихла полемика о виновности русского народа в грехе цареубийства. Начавшиеся на страницах православной печати и на конференциях, посвященных предстоящему прославлению Государя и его благочестивой семьи, споры о виновности русского народа продолжаются до сих пор.

По моим понятиям, покаяние сугубо индивидуально. Не мне, многогрешному и недостойному рабу Божьему, рекомендовать своим братьям и сестрам то или иное решение по этому вопросу.

Мне немногим менее 60 лет. Я не держал револьвер в ту страшную ночь в ипатьевском подвале. И все-таки чувство своей вины неотступно терзает мою душу.

Я нарушил клятву, данную моими предками на соборе 1613 года служить дому Романовых до скончания века... Это моя первая пуля летела вдогонку пулям подонков, дерзнувших посягнуть на Помазанника Божия.

Разве не моя пуля поразила Государя в самое сердце, когда я считал Царя Святой Руси угнетателем, эксплуататором, врагом трудового народа? Своего Государя – отца нации – я называл кровавым убийцей. Прислушайтесь, вы слышите свист моей пули?

Не зная Писания, поддавшись сатанинской пропаганде, я отвергал Богоизбранность Царей, взаимосвязь Царя и судьбы народа, одобрял убийство царской семьи... Мой пистолет нагрелся от беспрерывной стрельбы.

Я хорошо учил историю СССР и КПСС. В моем школьном дневнике и зачетной институтской книжке стоят отличные оценки по этим предметам. Не мои ли эти пули разрывали тело Государыни Императрицы?

Я согрешил чтением лживой литературы о Государе Императоре, Государыне Императрице и не сокрушался. По незнанию я одобрял злодейское убийство в далеком Екатеринбурге нашего ВСЕРОССИЙСКОГО СЕМИСВЕЩНИКА... Прости меня Господи! Это мой ствол изрыгал пули в тот трагический для России день в подвале дома инженера Ипатьева.

Я считал Царя слабым руководителем. С большим воодушевлением я пел «Весь мир насилья мы разрушим до основания...», а к Государственному Гимну Российской Империи – молитве русского народа «Боже, Царя храни!» относился равнодушно и пренебрежительно. Я уничижительно относился к Государю, обзывая его «Николашка», презирал окружение Государя Императора, клеветал на правительство Его Величества, соратников и помощников Его. Реформы Петра Аркадьевича Столыпина, возглавлявшего Российское Правительство, называл столыпинской реакцией.

Бандитов, убивающих верноподданных и преданных Государю лиц, считал героями-революционерами. Уголовниками, грабившими банки, восхищался... Барабан моего револьвера пуст.

Я ранее не считал себя виновным в убийстве Царской Семьи. В 1918 году моему отцу было только 14 лет, моей маме 11 лет, и я не мог быть в ряду тех, кто целился в светлые лики Царевен Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии, в еще не проснувшиеся глаза Наследника Цесаревича Алексея, в тревожный взгляд Государыни Императрицы Александры Феодоровны, в доброе, всех простившее сердце нашего дорогого Государя Николая Александровича... Но прислушайтесь!.. Вот мой штык останавливает дыхание раненых.., добивает их... Вы слышите их последний хриплый вздох?.. Вы видите, как израненные тела истекают Царственной кровью?..

Брызнувшая на мой разгоряченный от стрельбы револьвер кровь Государя зашипела и запеклась струпом на моей душе... Сегодня струпы отпали, и от обнажившихся язв на моей душе исходит непрекращающаяся боль.

Возможно, я что-нибудь забыл, и моя еще одна пуля летела в цель.

Господи, прости меня окаянного! Пишу об этом с особой болью в сердце. Ужас о содеянном не знает границ. Скорбь переполняет мою душу. Не ведал я, Господи, что творил!.. Православные, помолитесь обо мне!..

Помолитесь, чтобы не быть отлученными от Святой Троицы...

Раб Божий Олег
(хранитель мироточивой иконы Царя-мученика Николая - прим. Ред.)

“Звонница № 24”